Словарь русского языка XVIII века

    Russian language XVIII

    «Словарь русского языка XVIII в.», разрабатываемый группой исторической лексикологии XVIII века, представляет собой описание русской лексики на протяжении века, составляющего очень важный этап в развитии русского языка. Этот этап завершился в пушкинскую пору созданием современного литературного языка на национальной основе. «Словарь русского языка XVIII в.» является посредствующим звеном между «Словарем русского языка XI-XVII вв.», где описывается древнерусская и старорусская лексика, и «Словарем современного русского литературного языка» (в 17-ти томах). История русской лексики в XVIII в. - это процесс постепенного складывания единой национальной нормы русского словоупотребления на основе формирующегося нового национального литературного языка.

    Описание Словаря

    Одним из самых динамичных периодов в истории русского языка была Петровская эпоха, весь XVIII в., с которым связано начало академических лексикографических традиций. Шеститомный Словарь Академии Российской, издававшийся с 1789 по 1794 г., включил в свой состав ок. 40 000 слов (несколько ограничив литературно-художественные источники и - из пуристических соображений - освещение многих иноязычных слов).

    Интерес к XVIII в. не ослабевал. В течение XIX-XX вв. создавались полные картотеки по произведениям М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина, изучались русско-иноязычные словари: "Лексикон голландско-русский" Я.В. Брюса (1717 г.), "Немецко-латинский и русский лексикон" Э. Вейсманна (1731 г.), "Российский целлариус или этимологический российский лексикон" М. Франциска Гелтергофа (1771 г.), словарь иностранных слов в сатирическом журнале М.Д. Чулкова "И то, и сiо", 1769 г. и др.; картотеки по которым накапливались в Москве (с 1946 г. - под руководством Н.Ю. Шведовой) и в Ленинграде (с 1959 г. - сначала под руководством Г.П. Блока, затем Ю.С. Сорокина). Большая работа проделана группой по исторической лексикологии XVIII в. в Словарном секторе ЛО Института языкознания АН СССР и по исследованию языка эпохи, и по созданию картотеки. Концепция словаря вырабатывалась постепенно по мере продвижения в этих двух направлениях. В 1977 г. под редакцией Ю.С. Сорокина был издан Проект Словаря русского языка XVIII в. Сам замысел словаря, подход к решению лексикографических проблем через осмысление языка эпохи в целом, совмещение в проекте "обычных признаков инструкции по составлению Словаря и отдельных элементов теоретического рассуждения были оценены критикой как вклад в развитие современной теории исторической лексикографии."*

    Сейчас Картотека Словаря русского языка XVIII в. насчитывает более 2 млн. карточек-цитат из широкого круга источников. При ее создании сначала применялось сплошное расписывание основных источников, основных авторов ("Письма и бумаги Петра I", "Путешествие из Петербурга в Москву" А.И. Радищева, "Письма русского путешественника" Н.М. Карамзина и др.), а затем в целях более полного охвата источников разных жанров стали предпочитать выборку частичную. Специальную выборку делали из многих научных и технических книг по терминологии и номенклатуре различных отраслей знания, эпизодически из рукописных источников типа "Зерцала естествозрительного" 1713 г., "Книги земледелательной" 1705 г. и др. СлРЯ XVIII в. представит более 100 000 слов. Его точные хронологические рамки определяются началом Петровской эпохи - 90-ми годами XVII в. и 10-ми годами XIX в. Обосновывая эти рамки, составители в Предисловии к вып. I пишут: "Петровская эпоха еще теснейшим образом связана со старорусским языком; язык так называемого карамзинского периода (последняя четверть XVIII в.) уже вплотную примыкает к языку “пушкинской поры”". Определено составителями и место этого словаря в системе словарей русского языка: "СлРЯ XVIII в. является посредствующим звеном между СлРЯ XI-XVII вв., где описывается древнерусская и старорусская лексика, и ССРЛЯ (в 17 томах)".

    С 1984 г. СлРЯ XVIII в. начал выходить в свет. Идею исторического словаря одного синхронного среза, "одного языкового состояния" Ю.С. Сорокин продолжает развивать в докладе на Международном симпозиуме 1984 г. "О замысле исторического словаря русского литературного языка первой половины XIX в.", в котором предлагается заполнить разрыв между XVIII в. и пушкинским периодом XIX в., с которого начинает свой отсчет 17-томный Словарь современного русского литературного языка.

    Предложение о создании такого словаря было впервые выдвинуто акад. В.В. Виноградовым в 1959 г. На следующий год в Словарном секторе Института русского языка в Ленинграде под руководством Г.П. Блока началась работа по формированию картотеки, которая должна была ориентироваться преимущественно на художественную литературу. С 1961 г., со смертью Г.П. Блока, руководство работой перешло к Ю.С. Сорокину, придавшему работе исключительную широту и масштабность. Жанровые и тематические ограничения с круга источников были сняты, и в течение десятилетия группа лексикографов из 15-18 человек создала картотеку объемом более полутора миллионов карточек, а также провела глубокие исследования языка этого периода, что нашло отражение в нескольких изданных монографиях и сборниках статей. Язык XVIII века, бывший в 50-е гг. белым пятном в истории русского литературного языка, через два десятилетия стал самым изученным отрезком этой истории. Проект словаря, созданный в течение первого десятилетия работы, был опубликован лишь в 1977 г., тогда как составление началось уже в 1971 г. Незадолго до публикации первого выпуска коллектив словаря, уступая жестким издательским условиям, должен был согласиться с уменьшением объема словаря, так что часть составленного уже материала была сокращена в ходе вторичного редактирования. Это особенно отразилось на первом выпуске словаря, опубликованном в 1984 г. (А-Безпристрастие). В 1985-97 гг. вышло еще девять выпусков (до слова Ижоры), каждый объемом в 35 авт. л.

    Те лексикографические идеи, о которых говорилось выше, с исключительной полнотой оказались воплощены и в замысле словаря, и в его исполнении. Прежде всего успех был обеспечен субъективным фактором - глубоким пониманием истории русского языкового развития нового времени у научного руководителя всего предприятия, успешным лексикографическим опытом работы в БАС и MAC у основной массы участников работы и соавторов в деле выработки идеологии словаря, принципов его организации (здесь прежде всего нужно назвать имя Л.Л. Кутиной). Объективным фактором успеха является в данном случае сам языковой материал. Источниковедение русского языка XVIII в. сравнительно проще, чем источниковедение предшествующего периода, материалы обильны и разнообразны; в письменной и печатной продукции этого столетия жизнь отражена во всем своем многообразии, без условных искажений или умолчаний, характерных для допетровской эпохи вследствие особых условий социолингвистической ситуации. Вместе с тем и языковые процессы в XVIII в. проходили исключительно динамично, языковая ситуация заметно изменялась каждые два-три десятилетия. Наконец, лингвистические формы этой эпохи, приближаясь к современным, уже не выдвигают сложных требований к интерпретации, но при этом их семантика имеет достаточно рельефные отличия от семантики современной нам лингвистической системы.

    Словарь стал историческим не только по своим материалам, но и по методу их описания. Впервые в исторической лексикографии была поставлена задача во всей полноте показать динамические языковые процессы, протекавшие в течение всего одного столетия, найдены были и приемы показа историзма в этом смысле. Специальной пометой - белым треугольником - отмечаются в словаре те элементы, которые возникли в течение столетия. Все, что вышло из употребления в это же время, отмечено треугольником черным. Комбинированные по цвету треугольники указывают на увеличение или сокращение частотности употребления лингвистических форм. Динамические характеристики даются также словесными пометами Единичное, Редко, Часто, Обычно или неформализованным описанием, как например: "Бытие (редко -ье); я, ср. 1. Существование, жизнь... (употребительнее в научно-философских произведениях)" (2, 184). Смена стилистической характеристики слова отмечается стрелкой, помещаемой между двух стилистических помет: старой и новой, ушедшей и пришедшей, ср.: "Быт, а, м. Прост.→Нейтр." Широко используются также возможности абсолютной хронологической датировки, поскольку большинство источников словаря надежно датированы. Расположение значений многозначного слова также по возможности соотнесено с историей их появления, тогда как иллюстративный материал расположен всегда в хронологической последовательности. В самой системе стилистических помет разносторонне отразилась историческая эпоха со специфически присущими ей книжно-славянской и приказной сферами употребления, славянизмом как генетической и стилистической категорией одновременно. Перед составителями словаря была поставлена задача старательно избегать модернизации и анахронизмов при описании семантической сферы, внимательно относиться к историческим и культурным реалиям эпохи.

    Впервые исчерпывающее лексикографическое решение нашла в словаре проблема языковой вариантности. Основной формой в словаре признается та, которая закрепилась в употреблении к концу описываемого периода (следовательно, историзм словаря призван объяснить языковое состояние начала XIX в.). Под этой языковой формой собираются в заглавной строке все орфографические варианты, причем в необходимых случаях с датировками. Ср.: "Влѣзть (-лѣс-, -лез-, -ти)" (3, 209), "Бухгалтер 1710 (бухал- 1708, букг- 1722, бугал- 1713, бугг- 1769)" (2, 175) и т.п. Слова с различной словообразовательной структурой объединяются в одной статье в том случае, если между ними наблюдается полное семантическое и стилистическое тождество, например: "Буф, Буффо, а и Буффа, ы, м." (2, 174), "Говорун, а и Говорилыцик, а, м." (5, 149).

    Грамматическую характеристику в словаре можно считать исчерпывающей. Указываются не только опорные формы, позволяющие отнести слово к известной парадигме, но и конкретные реализации, выходящие за рамки парадигмы, а также дополнительные грамматические формы, являющиеся остатками старых (древнерусских, церковнославянских) парадигм, набор реально представленных в картотеке причастных и деепричастных образований. Ср., например, длинный перечень такого рода форм, осложненный супплетивизмом: "Быть, есмь, еси, есть, есми и есмы, есте, суть, буд. буду, будет, прош. был, ла, ло, повел, будь, <буди, будьте; -4 Сый, Сущий, Будущий (-ей, -чий), Бывший (-ей), <Бывый, прич., Быв, Бывши, Будучи, (един.) Бывя, деепр. (кн.-слав.) аорист ед. 1 л. бых, бым, 3 л. бысть, бы, бѣ, мн. 1 л. бы-смЪ, 2 л. бысте (-Ъ), бЪстѣ, 3 л. быша, бѣша, дв. 1 л. бЪхома, бѣсма; ѣ (кн.-слав.) имперф. ед. 3 л. бяше, мн. 1 л. бѣхом, 3 л. бЪху. (Формы есть суть могли употребляться безотносительно к формам лица и числа)" (2, 185-186). Разновидовые формы глагола без признаков семантического расхождения рассматриваются как лексическое единство и получают описание в одной словарной статье, ср. "Вмазать-Вмазывать" (3, 218) и т.п.

    Принятое в словаре частичное гнездование служит дополнительной характеристикой словообразовательных возможностей русского языка XVIII в. Под основной формой в гнезде собираются все вторичные образования, которые созданы по регулярным моделям и не осложнены семантически сравнительно со словом, содержащим словообразовательную основу. Так, при глаголе Вманить-Вманивать приведены также Вманиваться, Вманивание, Вмана, Вманка, Вманитель, Вманиватель, Вманчивый (3, 218). Формы многократного глагольного вида также включаются в словообразовательное гнездо, инфинитив для них как исходная форма не приводится, если он реально не отмечен в источниках. Из приставочных образований гнездование допускается только для прилагательных на наи-, пре-, все-, само- с чисто усилительной семантикой.

    Весьма богата и синтаксическая характеристика слова. У глаголов обязательно отмечается сильное и систематически слабое управление, а также конструктивно обусловленные возможности реализации определенной семантики. Ср.: "Внести… кого-что… 3. что. Сделать денежный вклад… 4. что. Канц. Представить на рассмотрение… 5. что. Учредить… 6. что. Принести с собой" (3, 227-228); "Вникнуть… 1. во что. Проникнуть… 2. во что, что, в чем, с придат. Вдуматься, понять" (3, 232) и т.д. Специфическая для XVIII в. синтаксическая сочетаемость помещается в статье за знаком светлого лежащего ромба: "Гарантировать кого в чем" (5, 89) и т.п.

    Иногда приводится и свободная сочетаемость, что позволяет заменять обилие цитат сжатой лексикографической формой, ср.: "Заслуживать, стоить внимания; достоин внимания, удостоить, удостоиться внимания" (3, 232). Всякого рода семантически связанная сочетаемость приводится за знаком светлого ромба и помещается в составе соответствующего значения, в конце статьи за тильдой приводится фразеология в узком смысле (идиоматика). Синтаксический способ словообразования (субстантивация, адъективация и т.д.) описывается в соответствующих значениях за знаком светлой лежащей шпалы. В алфавит выносятся лексикализовавшиеся случаи такого рода, см., например, статью на прилагательное Будущий (2, 156).

    Таким образом, представление о слове как основной единице языка нашло себе в этом словаре адекватное лексикографическое воплощение. Тщательно разработанные на богатом материале соответствующие разделы проекта словаря - "Границы слова", "Грамматическая характеристика слова", "Отражение лексической сочетаемости и семантическая характеристика слова", "Фразеология (идиоматика) в словаре", "Графика и орфография. Орфоэпические и акцентологические указания в словаре" имеют большое теоретическое значение и для лексикографии, и для лексикологии.

    Семантическая характеристика слова дается в словаре на уровне значения, оттенка значения, употребления, семантического сращения той или иной степени устойчивости (заромбовые и идиоматические сочетания). Семантика описана тщательно, полно и всесторонне. Отдельные неточности и шероховатости не носят сколько-нибудь систематического характера.

    Следует отметить еще некоторые дополнительные особенности организации словарной статьи и применяемые в словаре некоторые лексикографические приемы.

    Ударение. Указания на акцентологическую парадигму приводятся полностью и только с опорой на источники, каковыми в данном случае являются некоторые словари XVIII в., немногочисленные сравнительно акцентированные тексты и стихотворные тексты.

    Лексические эквиваленты. В конце семантического описания слова или его значения приводятся его эквиваленты, извлеченные из словарей XVIII в. или из текстов, снабженных глоссами и притекстовыми словарями. Таким образом получают отражение явления лексической синонимии XVIII в. и процессы семантической адаптации заимствованных слов.

    Справочный отдел в конце словарной статьи содержит главным образом сведения из истории лексикографической фиксации слова. Эта часть словарной статьи в принципе построена так же, как соответствующий отдел в БАС, но в связи с особенностями материала XVIII в. он может содержать довольно широкий круг дополнительных сведений, например, ссылки на инославянские соответствия, иллюстрации к нетранслиттерированному употреблению заимствованного слова, иллюстрации неверного и вненормативного употребления, указания на расхождение в интерпретации каких-то фактов между САР и словарем XVIII в. и проч.

    Этимологическая часть словарной статьи разработана с такой полнотой, какая не известна другим академическим словарям. Этимологии даются не только для основной формы, но и для вариантов, указывается не только исходный этимон, но и его конкретные манифестации в других языках, послуживших непосредственными источниками заимствования. Вот один из возможных примеров построения этимологического отдела: "Адгерент 1706 (анге- 1712, адерант 1713, адрег- 1760-е гг.), а, м. Лат. adhaerens, -tis, через пол. adherent укр. адгерент, фр. adherent" (1, 25). Такая этимологическая разработка дается только словам заимствованным русским языком в XVIII в., старые заимствования в отдельных случаях получают этимологию в справочном отделе словарной статьи.

    "Тире Срезневского" употребляется так же, как и в "Материалах" Срезневского для выделения изолированных употреблений, которые затруднительно включить в семантическую структуру слова. Семантическое определение у таких употреблений может отсутствовать или сопровождаться вопросительным знаком. За "тире Срезневского", например, у слова Возлегать 'лежать' даны два значения 'возлагать' и 'основываться', примененные лишь Радищевым (4, 12). Однако у "тире Срезневского" есть в словаре и другое применение. У слова Воровство 'преступление' им выделены такие семантические комплексы: 'измена, бунт', 'разбой, убийство', 'мошеничество', 'колдовство' (4, 71), у. слова Вал 'земляная насыпь' - 'форт', 'плотина, дамба', 'межа' (2, 204-205). Речь, следовательно, идет о таком применении одного и того же значения, когда природа означаемого с точки зрения понятийной системы или наших знаний о строении мира не представляется тождественной. Здесь словарь вносит, как представляется, серьезный вклад в разработку исторической семантики русского языка, равно как общих вопросов семасиологии.

    Гибкостью в решении вопросов исторической семантики порождены в словаре и некоторые другие приемы. Например, слова с единичной фиксацией могут помещаться без семантического определения, в других случаях в этом качестве могут использоваться толкования, заимствованные из словарей или у авторов XVIII в. Употребления слова в цитатах из св. Писания и литургических произведений, в виде аллюзий к ним или же в пословицах всякий раз особо оговариваются, но этот материал никогда не отклоняется, ибо он характеризует речевую стихию русского языка в XVIII в.

    Итак, этот словарь русского языка - оригинальное, цельное и целесообразно организованное лексикографическое произведение. По объему лексикографической информации оно, может быть, уступает лишь тезаурусу Шахматова, но по степени ее обработки далеко опережает все другие словари русского языка.

    На примере исторической лексикографии общекультурное и общенаучное значение языка видно особенно отчетливо. Наличие того или иного слова значит и наличие в рассматриваемую эпоху соответствующего культурного и понятийного феномена, так что именно лексикографу приходится быть источником культуры. Среди прочих своих задач академическая лексикография должна и эту задачу принять как свою собственную.

    Гельгардт Р.Р. Теоретические принципы исторического словаря русского языка // ВЯ. М., 1978, № 6. С. 25-35.

    Алексеев А.А., Богатова Г.А. Словарь русского языка XVIII в. // История русской лексикографии СПб., Наука, 1998. С. 523-529.